В тот вечер супруги Липсы, как обычно, смотрели про-грамму "Время". Эндель, погруженный в свои мысли о завтрашних делах, рассеянно слушал дикторов, обращая внимание лишь на некоторые интересующие его новости. Сирье вязала, изредка поглядывая на экран. Вдруг прозвучало сообщение, от которого Эндель, оторвавшись от спинки кресла, подался вперед к телевизору, будто желая лучше рассмотреть изображение. Сирье вздрогнула и уронила на колени спицы, не заметив, что с них соскочило несколько петель.
— Ужасно… — прошептала Сирье, открытым ртом, точно задыхаясь, втянув в себя воздух.
— Какие жуткие разрушения,- сказал Эндель, скорбно покачав головой.
Ошеломленные известием о землетрясении, они долго обсуждали услышанное, с горечью гадая, сколько людей погибло и сколько осталось без крова. И тут Сирье неожиданно предложила:
— А что, если нам взять ребенка?
— Какого? — сдвинув густые брови, спросил Эндель.
— Ну, из тех, осиротевших,- пояснила жена.
Он насупился и, видимо, приготовился что-то сказать, но Сирье опередила его и быстро заговорила, все более и более возбуждаясь:
— Конечно, хочется помочь какому-нибудь несчастному. Но, кроме того, нам необходим ребенок. Скоро мы станем совсем одинокими. Тойво через два года окончит школу. Может, поступит учиться в Тарту или пойдет в армию. Но он никогда, как говорится, не будет нам утешением. Уже теперь с ним разладились отношения. Мы почти не видим его, он так мало бывает дома. Вот скоро одиннадцать, и неизвестно, где наш сын пропадает. А спросить опасно: как бы не обозлился и не натворил чего-нибудь такого… А представь, у нас появится маленькое существо, которому мы будем нужны. Да вся наша жизнь изменится! — Ее губы тронула легкая мечтательная улыбка, глаза оживленно блестели.
— Но… — начал было Эндель. Сирье его тут же перебила:
— Неужели ты не понимаешь, что мне надо заполнить пустоту? Ведь шесть лет назад по твоему настоянию я не родила второго ребенка.- Она даже всхлипнула.
Сейчас Сирье ощутила давнюю боль, словно с заживающей раны сорвали повязку, и она опять начала кровоточить.
Судя по тому, как муж закусил нижнюю губу, поняла, что он недоволен, но решила не отступать. Если он посмеет возражать, она напомнит ему, как во время войны добрые люди приютили у себя маленького Энделя и его мать.
Но, вопреки ее ожиданиям, он примирительно сказал:
— Ладно, поступай, как хочешь. — И, давая понять, что разговор окончен, отправился в ванную.
На следующий день Сирье, сияя от радости, поделилась своим намерением с одной из сотрудниц. Приятельницу очень удивила эта идея и то, что Эндель не против.
— И вас не смущает, что вы такие разные: ребенок — армянин, а вы — эстонцы? — осторожно заметила Урве.
— Ну и что! — с задором возразила Сирье. — Это не должно разобщать людей.
— Да-да,- вежливо согласилась Урве, торопясь высказать свою мысль. — Все же советую тебе как следует все взвесить.
Подумай, как сложно воспитывать чужого ребенка…
Хельди, сидящая за соседним столом, казалось, сосредоточенно изучала разложенные перед ней бумаги и ничего не слышала, но вдруг заинтересованно спросила:
— О каких детях вы таинственно шепчетесь?
Урве восторженным тоном объявила о решении приятельницы.
— Очень благородное желание,- одобрила Хельди.
— Почему бы не реализовать его, если имеешь такие хоромы, — раздался из другого конца комнаты насмешливый голос Эрны.
Сирье вспомнила прежние намеки: дескать, Липсы, предвидя близкую смерть матери Энделя, обменяли ее квартиру и свою на четырехкомнатную. Но ведь тот обмен пришлось сделать поневоле! Живя в разных концах Таллинна, было трудно ухаживать за свекровью, у которой сильно болели ноги, и она почти не могла двигаться. Ничто не предвещало тогда, что она скоро, через полгода, умрет: на сердце никогда не жаловалась, да и возраст был не преклонный.
— Не каждый способен не такой шаг,- повернувшись в сторону Эрны, сказала Хельди.- Не представляю, какой бы поднялся шум, если бы подобная мысль появилась у нашего Хермана. Он только собирается дать в пользу пострадавших пятьдесят рублей, а об этом уже знают все в управлении…
— Да, нехорошо, когда так выставляются,- брезгливо поморщилась Эрна.- Сделают на рубль, а рекламируют на тысячу. По-настоящему добрый человек не хвалится тем, что он делает.
— Конечно, неприлично самому кричать о своих хороших поступках. Но добро, по-моему, надо афишировать,- присоединилась к разговору Урве. — Возможно, кто-то и не готов на доброе дело, но услышав, что его совершил другой, заражается этим примером. А иному человеку, может быть, неловко первому проявить свой порыв.
— В том-то и беда, что иногда стыдятся сделать добро, — согласилась Хельди. — Однажды я отругала своего сына за то, что он не уступил старику место в автобусе. И что же он мне ответил? «Я хотел, но постеснялся». Постеснялся, — особым ударением повторила она и возмущенно мотнула головой.
— Вот именно, некоторым, чтобы сделать добро, требуется толчок, — с жаром продолжала Урве. — У вашего мальчика были хорошие побуждения, но, постоянно видя другие примеры, он решил поступить так, как поступают все. Вести себя иначе не осмелился.
— А как же сейчас всюду одновременно поднялась волна добра? — вставила свой вопрос Эрна.
— Просто у людей родилось сострадание. А сострадание, сочувствие облагораживают человека. Тогда выплескивается наружу то хорошее, что скрывалось внутри,- убежденно сказала Хельди и погрузилась в бумаги.
Вернувшись домой и приготовив ужин, Сирье взялась довязывать свитер. Просидела с ним до поздней ночи. Потом упаковала его с двумя своими юбками и рубашками Тойво и Энделя. Утром, встав раньше обычного, отправилась на приемный пункт, где сдавали вещи для Армении.
Весь тот день она испытывала приятное чувство, будто совершила что-то важное. Подмывало рассказать кому-нибудь об этом, но сдерживала себя. Лишь назавтра, когда к ней зашла ее тетя и начался разговор о землетрясении, как бы между прочим обмолвилась, что отдала вещи для пострадавших.
— И тебе не жалко свитера? — спросила тетя.- Ты же вязала его целый месяц…
— Нисколько, — весело тряхнула волосами Сирье, так что длинные светлые пряди упали ей на щеки. — К тому же у меня есть еще два…
— Правильно,- одобрительно закивала тетя.- Никогда не следует жалеть о сделанном добре. И хорошо, что отослала совершенно новую вещь, да еще ручной работы. Кто-нибудь ее наденет и оценит твои труды. Правда, ты об этом не узнаешь. А я ничего лучшего не придумала, как отправить одеяло,- с сожалением добавила она,- решила, что это самое необходимое.
— На первый взгляд кажется, что человеку надо мало,- рассуждала Сирье. — А на деле ему не обойтись без очень многих вещей.
На кухню заглянул Эндель, предупредил, что скоро будут показывать новости. Сирье накрыла стол для чая в гостиной. Во время репортажа из Армении все трое перестали есть, напряженно всматриваясь в экран. Тетя беспрестанно вздыхала, на лице Сирье появилась страдальческая гримаса. Когда речь зашла о мародерстве, Эндель, вспыхнув, яростно стукнул кулаком по столу, так что чай расплескался из чашек, и гневно процедил сквозь зубы:
— Таких бы расстреливать на месте.
Услышав сообщение, что многие семьи готовы усыновить армянских детей, Сирье огорчилась. Ей почему-то казалось, что лишь немногие подали такие заявления, и была уверена, что ее просьбу удовлетворят. И совершенно расстроилась, узнав, что сироты будут переданы только их родственникам. Значит, нет никакой надежды… А она уже начала представлять себе, как будет заниматься малышом, как обставит его комнату. И постарается не допустить промахов, что случились в воспитании Тойво. Теперь ей стало жаль себя: напрасно лелеяла в душе приятные мечты.
Прошло несколько месяцев. Здесь, вдали от разрушенных армянских городов, постепенно забывалось то ужасное несчастье. Изредка вспоминая о своем желании взять сироту, Сирье была даже довольна, что ее намерение не осуществилось.
Однажды, уже весной, Сирье позвонила ее старая приятельница. Она поделилась радостью: получила путевку в Кисловодск и наконец сможет подлечить желудок.
— Не могла бы ты оказать мне большую услугу? — спросила она.- Видишь ли, мне не на кого оставить сынишку. Днем он будет в садике. А вот вечером не согласилась бы ты забирать его к себе и отводить туда утром?
— Но…- замялась Сирье, подыскивая слова.- Я с удовольствием выручила бы тебя. Только у меня предвидятся командировки, и что делать тогда?
— Извини, что побеспокоила,- сказала подруга и сухо попрощалась.
— Кто это звонил? — поинтересовался Эндель.
— Мийна,- скривила губы Сирье.—Представляешь, какая наглость! Собирается поехать отдыхать, а мне хотела всучить своего ребенка. Ну нет у нее мужа, так есть же родственники. И почему обязательно, когда ее надо выручить, то обращается ко мне?
— Может, считает тебя доброй женщиной? — лукаво подмигнул Эндель.
— Но мне от этого не легче,- продолжала возмущаться Сирье.- Конец учебного года. Сейчас Тойво нужно усердно заниматься. К счастью, парень взялся за ум и больше сидит дома, а не пропадает у друзей. А малыш будет шуметь и мешать ему. Кроме того, у меня постоянно куча дел, с которыми едва справляюсь, а ведь пришлось бы еще обстирывать мальчонку. Знаешь, какими грязными они приходят из садика…
Разгоряченная Сирье раскраснелась, на миг замолчала, и тогда Эндель немного поддел ее.
— Но зачем тебе понадобилось сочинять о командировках?
Помнишь, что недавно сказала твоя тетя: «Ложь — ненадежное убежище, может обрушиться и завалить».
Сирье сконфузилась, поспешила оправдаться:
— Но действительно начальник говорил, что, возможно, отправит меня на следующей неделе в Тарту.
— Если надолго, то не пущу,- пошутил муж.
— Все же жаль, что Мийна на меня обиделась,- огорченно заметила Сирье. — Теперь у меня испортятся с ней отношения. А мне бы этого не хотелось.
— Ничего, — махнул рукой Эндель. — Отношения, которые строятся на взаимной выручке, легко ломаются, но так же легко и восстанавливаются. Понадобится ей что-нибудь еще, так снова позвонит тебе. Так что не переживай, — успокоил он ее. — Лучше подумай, что прихватить с собой, когда завтра поедем к Рандам.
Но Сирье отказалась ехать к своим родственникам: будет занята дома уборкой и стиркой. У Рандов, живущих километрах в сорока от города, был большой сад, и часть его они отдали Липсам за то, что те помогали им.
Весь выходной Эндель копался в огороде и возвращался домой, когда начало темнеть. Мчался на большой скорости, мечтая поскорее принять ванну. И ужасно хотелось спать. Он отгонял от себя дремоту, резко мотая головой. Вдруг заметил в кювете опрокинувшуюся набок машину. Затормозил, вышел из своего автомобиля и осмотрел разбитый, по повреждениям стараясь определить, насколько пострадали водитель и пассажиры. Проверил, заперты ли дверцы. «Значит, ничего серьезного,- облегченно подумал он.- Кто бы в тяжелом состоянии стал закрывать машину?»
Постояв еще немного в раздумье и оглядевшись, Эндель открутил от разбитого автомобиля зеркало. Быстро сел в свои «Жигули» и включил мотор. Какое-то мгновение испытывал неприятное чувство, но подавил его, подумав: «Ничего особенного я не сделал. Все равно кто-то возьмет это зеркало…»
На другое утро, придя на работу, Липс узнал, что главный инженер их завода попал в дорожную аварию и со сломанной ногой лежит в больнице. Все ему сочувствовали: разбил новенькую машину. Эндель поинтересовался, где это случилось. Кто-то сказал, что вроде бы на Пярнуском шоссе. Эндель оторопел: он тоже ехал по той дороге и не исключено, что видел там помятую машину именно своего начальника. Он досадовал, что не запомнил номер того автомобиля. Пытался выяснить подробности происшествия, но никто ничего толком не знал.
После работы, как это часто случалось, Эндель подвез одного своего коллегу, который жил по соседству. По пути тот заметил:
— Надо тебе заменить зеркальце. Постараюсь достать новое. Нехорошо ездить с треснутым…
— Не беда, кое-что в нем видно,- сказал Эндель и подумал, что, к счастью, не успел поставить сегодня вместо битого целое. То самое…
— Все равно, треснутое зеркало — плохая примета,- настаивал на своем сослуживец.
Высадив его, Эндель свернул в какой-то двор и, оглядевшись, не наблюдает ли кто-нибудь за ним, достал из багажника зеркало с чужой машины и выбросил его в мусорный контейнер.