«У каждого народа есть свои заветные имена, которые никогда не забываются. Чем дальше — тем ярче и светлее становится в памяти потомков нравственный облик народных героев. Они, как звезды на небосклоне, освещают исторический путь нашего народа, являя собой образец жертвенного служения Богу, своему Отечеству и ближнему». Так начала свою книгу о великом русском полководце А.В.Суворове Мария Георгиевна Жукова, дочь продолжателя суворовских традиции, маршала Г.К.Жукова. На наш взгляд, это очень своевременная и полезная книга (перед вами отрывки из этой книги). Насколько лучше жил бы народ России, если бы руководители нашего государства по своим моральным качествам были бы похожи на Суворова.

«Потомство мое прошу брать мой пример…»

«Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись. ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я говорил правду и благодетельствовал России, угомонял буйных врагов Отечества.

Почитая и любя нелицемерно Бога, а в Нем и братий моих человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем — временем — бережливо и деятельно.

Жизнь столь открытая и известная, какова моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Сей есть масштаб, по которому я желал бы быть известным».

«Господь дарует мне жизнь для блага государства. Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ… »

А. В. Суворов.

Александр Васильевич Суворов родился 13 ноября 1730 года и был сыном русского дворянина Наречен он был Александром в честь св. Александра Невского. Само рождение его, по преданию народному, передававшемуся из уст в уста было таинственное и особенное. На небе были видны какие-то красные хвосты, которые, по объяснению новгородского юродивого, означали «рождение человека знаменитого и нехристям страшного». Один мужичок, якобы, не веривший объяснению юродивого, опоздав выйти из города днем, шел по полю ночью. Около полуночи к нему незаметно, как бы выросши из земли, пристал молодой человек, красивый собою, но небогато одетый. Разговорившись со спутником, он сказал, что родился такой ребенок на земле, каких еще не видывал свет.

Суворов закаливал свое тело, укреплял здоровье, и, будучи с виду тщедушным и хилым, лучше других переносил усталость, голод, ненастье и всякие лишения. Он не любил роскоши и комфорта. Вставал с зарей, несмотря ни на какую погоду и стужу, обливался холодной водой, порой катался кувырком по росистой траве или выделывал отчаянные прыжки и разные гимнастические упражнения. Обедал он около 8 часов утра. Обед подавался очень скромный, в походе порой прескверный. Одевался в куртку грубого солдатского сукна. В жаркое время в походе или в бою он бывал обычно в рубашке, к которой иногда пришпиливал некоторые их своих орденов. Большую тяжелую саблю возил за ним казак, даже в бою. Суворов обычно держал в руках нагайку.

Один его служитель рассказывал о нем: «Вставал Суворов очень рано, камердинеру Прохору приказано было тащить его за ногу, если поленится вставать. После этого он бегал по комнатам или по саду в нижнем белье и сапогах, заучивая по тетради финские, турецкие и татарские слова и фразы, затем обливался холодной водой и пил чай, продолжая твердить урок.

Спал на сене, прикрывшись простыней, а когда холодно, то плащом, не носил фуфаек, перчаток. В комнатах любил жар, почти банный. Любил животных, ласкал их, но дома не держал.

…Военная служба, начатая с «долговременного бытия в нижних чинах», крепко связала Суворова с солдатами. Он, как никто, знал и любил солдата, потому что плечом к плечу прошел с ним весь длинный путь военной службы — от капрала до главнокомандующего. Это, однако, не не значит, что держа себя с ними на равной ноге, Суворов допускал запанибратское отношение к себе. В суворовских войсках существовала строгая дисциплина, но основана она была на чувстве

глубокого уважения к достоинству человека. «Солдат дорог, — внушал он, наставляя офицеров внимательно относиться к каждому рядовому. «взирать на каждого в отдельности, молодых рекрутов приучать к службе исподволь, со старыми не равнять, пока не окрепну».

Пройти суворовскую школу было нелегко. В особенности тяжело приходилось новичкам, но Суворов умел достигать своего, и молодые солдаты скоро привыкали к его требованиям. «Они ропщут на меня — вздор! Слюбится! — говорил он, когда до него доходили слухи о недовольстве солдат. — Детей купают в холодной воде, они плачут, а зато бывают потом здоровы!»

Будучи требователен к солдатам, Суворов, однако не был мелочен и придирчив в своих требованиях. Никогда не подвергал он суду, если видел в подчиненных раскаяние,и нередко даже платил от себя деньги, растраченные или потерянные по неосторожности подчиненными. Больше всего он заботился, чтобы у каждого солдата была «своя голова на плечах», и он мог все делать с пониманием.

Александр Васильевич говорил: «Без честолюбия, послушания и благонравия нет исправного солдата». (Честолюбие, в его интерпретации, это рвение к наилучшему исполнению службы).

Примечательно, что слова «отступление», «отход» были запрещены Суворовым к употреблению. Он говорил: «Русак не рак, задом ходить не умеет».

Александр Васильевич всегда был среди солдат. Ел он то же, что и солдаты. Вставал да зари и весь день занимался, обучал солдат, писал наставления. Один из офицеров-сослуживцев вспоминал: «Этот полковник таков, что как взглянет на человека с солдатским сердцем, то и покорит навек. Последняя рубаха, последний кусок пополам с нами! Ему ничего не надобно, говорит он, был бы солдат доволен».

Один раз за 17 суток прошел он со своим отрядом 700 верст, причем двух суток не проходило без боя. Все восхищались его быстротой, но Суворов скромно отвечал: «Это еще что, римляне двигались шибче, прочтите Цезаря!» Неутомимость Суворова была выше сил человеческих.

Про Суворова можно сказать без преувеличения, что он относился к солдатам, как отец к детям. И они относились к нему, как дети к отцу: любили, боялись, берегли. В первую очередь личным примером завоевал Суворов сердца солдат. Все, чему он учил их и чего от них требовал, было пройдено и проделано им самим. Не брезгуя никакой черной работой, Суворов-полковник с удовлетворением писал: «Знают офицеры, что я сам то делать не стыдился…» За ним утвердилась в армии репутация чудака. К числу его странностей относили его ненависть к «немогузнайству» и беспощадное преследование этого порока во всех видах.

Суворов имел привычку озадачивать своих подчиненных неожиданными вопросами, этим он приучал их к находчивости. «Если кто теряется от одного слова тона что же он будет годен при неожиданной неприятельской атаке?» И суворовцы за словом в карман не лезли. А Александр Васильевич радовался, когда на заведомо неразрешимый вопрос о том, какое расстояние от Земли до вон той звезды, следовал ответ: «Три суворовских перехода!»

Великий полководец обладал неподражаемым искусством воздействовать на душу солдатскую словом, возбуждая в них дух чести и мужества. Его похвалы были таковы: «Он — Илья Муромец. он — Еруслан Лазаревич. он — Добрыня Никитич! Вы — богатыри! Неприятель от вас дрожит! Вы русские!» От этих слов сердца солдат наполнялись мужеством, ибо они возвышали духовное достоинство солдат.

Голос Суворова был негромок. «Довольно того, что передние офицеры и солдаты услышат меня и поймут, вечером они передадут смысл моих слов товарищам, а завтра их будет знать вся армия».

Знаменитую «Науку побеждать», называемую «Словесным поучением солдатам», десятки тысяч солдат и офицеров знали наизусть. Это — не только произведение великого полководца, но и великого, тонкого знатока солдатской души. Суворов, по выражению Дениса Давыдова, «положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение».

Облеченные в форму пословиц и поговорок. суворовские заветы усваивались легко. «Словесное поучение солдатам» имеет подзаголовок «Разговор с солдатами их языком». Стремительности суворовских действий как нельзя лучше отвечает динамичность суворовского стиля: «Мы на неприятеля как снег на голову. Закружится у него голова — атакуй с чем пришел, чем Бог послал! Руби, коли, гони, обрезывай, не упускай, ура! Чудеса творят братцы!» В этих строках мы не только слышим Суворова, мы его видим. Он стоит перед сомкнутым строем войск, но в эту минуту мысль его — не здесь!

Перед штурмом Измаила Суворов объезжал полки, беседовал с солдатами, и не скрывая от них сложности дела, говорил: «Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки нам надо его взять». Он отдал приказ: «Сегодня молиться, завтра — поститься, послезавтра — победа или смерть!» И в то же время он со смирением писал Потемкину: «обещать нельзя, Божий гнев или милость зависит от его Провидения!»

Штурм Измаила был поистине торжеством русского военного искусства. Крепость считалась неприступной. Сами участники штурма. глядя после, при дневном свете, куда им приходилось взбираться, сами себе не верили. Другого подобного штурма летопись военных еще не знала. Турки, не ожидавшие взятия крепости впали в неописуемый ужас и оцепенение. Сам Суворов признавался, что на такой штурм можно «пускаться только раз в жизни».

Е. Фукс пишет: «Войско не только любило, но почти боготворило сего великого, единственного полководца. Все. что ни скажет, было свято’ никто не смел противоречить или рассуждать». Его почитали каким-то существом высшего рода. Взглянут на него — и все веселы.

Единообразие жизни с жизнью солдат сближало его с их сердцами, и они видели в нем героя, начальника, отца и своего брата-солдата. Обедал по-солдатски рано. хлебал солдатскис щи и кашицу. Лишь в торжественные и праздничные дни украшал себя знаками отличия. а всегда был одет в простую солдатскую куртку, и тогда не требовал никаких почестей. Любовь к нему усиливало и его бескорыстие. Солдата говаривали: «Наш Суворов с нами в победах и везде в паю, только не в добыче: она вся наша».

Генерал Масловский спросил однажды солдата, рассказывавшего о Суворове: «Да, скажи, пожалуйста, за что вы так любите его?» На что тот вскричал: «Помилуйте, ваше благородие, да он отец наш был, он не только был солдатский отец, он и России всей отец!

В солдатской среде укрепилась уверенность, что Суворов «знал Божью планиду и по ней всегда поступал».

Суворов был непоколебим в своем уповании на Бога. В этом следует искать источник его гениальности, как полководца. Озарение свыше и сила от Господа воинств дарованы были душе «едущей воскликновение». Например. При Требии, в решительный момент, когда никакая тактика не помогала, Суворов, спрыгнув с лошади, пал ниц на землю и в молении к Богу пробыл в таком положении несколько минут, потом быстро дал такие приказания, что русские победили.

Убежденный, что молитва, привлекая помощь Божию, много укрепляет человека и поднимает его дух, Суворов ни одной битвы не начинал и не оканчивал без молитвы, Молитвенно готовились его воины к битвам. Например, перед штурмом Праги в 1794 году, с наступлением ночи солдаты надели чистое белье и, поставив у костров ротные и полковые образа молились об укреплении сил на предстоящее дело и о даровании победы.

Каждую удачу Суворов приписывал Подателю. Верой в Бога проникнуты все его приказы и наставления. Вот некоторые:

«Вали на месте! Гони, коли — остальным давай пощаду! Грех напрасно убивать! Они такие же люди. Умирай за Дом Богородицы! За Матушку!» Молитесь Богу, от Него победа. Бог нас водит, он нам генерал!»

Суворов говорил: «Герой — властитель стыдливости и воздержания. Нравственность — его религия… »

Суворов говорил, что не руки, не ноги, не бренное человеческое тело одерживает на войне победу, а бессмертная душа, которая правит и руками, и ногами, и оружием, — и если душа воина велика и могуча, не предается страху и нападает на войне, то и победа несомненна, а потому и нужно воспитывать и закаливать сердце воина так, чтобы оно не боялось никакой опасности и всегда было неустрашимо и бестрепетно!»

Поистине удивительно, как Господь сохранял жизнь Суворова. Во всех боях он оставался жив. Однажды, пишет Фукс, намеревались отравить его ядом. Так, в городе Александрии, в доме одного маркиза, у которого граф квартировал, принесли ему блюдо. Он взглянул на него и на того, кто принес. Тот побледнел, затрясся и тотчас с блюдом исчез. После ему подали мороженое, но он отказался со словами: «Это нас не удивит: мы из земли мороженой, но с теплыми сердцами». Этого мороженого никому, кроме него, не подносили, и тотчас же унесли…

Современный Суворову историк Антинг жил с Александром Васильевичем несколько месяцев в Херсоне и написал о нем книгу, в которой говорится: «Юлий Цезарь и Карл ХII были предметом его удивления… Он знал впоследствии языки французский, немецкий, турецкий, польский, молдаванский и итальянский. Несмотря на раны, имеет бодрый вид и моложав. По суровости жизни, болезни ему неизвестны. Телосложения крепкого. Внутренних лекарств никогда не принимает. Написано это за семь лет до его смерти.

С солдатами на учении делает невероятные переходы, иногда до 70 верст в сутки. Но все солдаты его любят и с ним чувствуют себя непобедимыми. В свободное время заставляет себя что-нибудь читать. Уже около 20 лет не смотрится в зеркало, не носит при себе часов и денег. По характеру известен как человек честный, ласковый, учтивый, твердый в предприятиях, сохраняющий свои обещания даже и против своего неприятеля. Сего героя ничем подкупить не можно. Всячески старается умерять свою вспыльчивость. Пылкость его и быстрота столь велики, что подчиненные ничего не могут так скоро сделать, как бы ему желалось. Любовь к Отечеству и ревность сражаться за его славу служат сильнейшими побуждениями неутолимой его деятельности, и он жертвует оному всеми прочими чувствами, не щадя ни своего здоровья, ни жизни».

… Во время Третьей Польской войны Суворов часто объезжал войска, иногда подъезжал к тому или иному полку, ехал шагом, беседуя с солдатами и офицерами, узнавал старых сослуживцев, вспоминал с ними про минувшие походы и дела, давал знакомым прозвища — Огонь, орел, Сокол. Бывало так, что беседуя на походе с войсками, он проезжал мимо какого-нибудь батальона или полка не останавливаясь, это означало, что он полком за что-то недоволен.

Бывало так, что солдаты поднимались с ночлега или отдыха по отданному приказу — когда петух запоет. Не обозначая времени подъема заранее, Суворов выжидал, когда люди достаточно отдохнут и тогда, хлопнув несколько раз в ладоши, громко кричал петухом».

В ходе всех боевых операций Суворов учил солдат и офицеров относится человеколюбиво к мирному населению. «Солдат не разбойник, жителей не обижать; субординация, дисциплина!» С пленными Суворов обходился милостиво: если он вооруженного врага бил нещадно, то когда враг бросал оружие, то он не проявлял к нему ни малейшей жестокости, ни бесчинства и говорил: «Да будет мир на Израиле!» Пленных он приказывал хорошо кормить и перевязывать раненых. Таким своим поведением «вдыхал в них столько же доверенности, сколько страху прежде оной». Он был убежден, что «благоприятие раскаявшихся возмутителей пользует больше нашим интересам, нежели разлитие их крови».

Для Суворова враг был только до тех пор враг, пока он не сложил оружие. Побежденным «давай пощаду, они такие же люди, грех напрасно убивать, — писал он. — С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства».

Суворов всегда отличался высоконравственной жизнью. Милосердие, благотворительность, правдолюбие, целомудрие были добродетелями, украшавшими его. Считая строгую нравственность обязанностью христианина и воина, он полагал недопустимым даже произнесение двусмысленных слов в своем присутствии.

Александр Васильевич был чрезвычайно скромен в своих потребностях, порицал роскошь, указывая на ее растлевающее действие. Он вел простую жизнь солдата не из какого-то расчета, но лишь потому, что находил ее для военного человека единственно подходящей и твердо верил: военному не нужно много имущества, ибо оно отнимает у него мужество.

Екатерина Вторая подарила ему соболью шубу, крытую зеленым бархатом. Но Суворов брал ее только едучи во дворец, да и то надевал лишь выходя из кареты. Суворов говорил, что ему годится серая солдатская шинель и забрызганные грязью сапоги. О нем говорили, что cro простота равняется великодушию, и его кошелек открыт для всякого — достойного и недостойного. Александр Васильевич говорил: «Когда человек простирает на помощь ближнему руку, уподобляется он Творцу. Дивлюсь. везде благотворительные заведения, а нищета не уменьшается». Он не мог не сделать подаяния бедному или больному, но когда у него просил милостыню здоровый. он см; ответил: «Купи топор, руби дрова, не умрешь с голода!»

Мало найдется в мировой истории полководцев„у которых так сильно было бы развито нравственное начало. На все войско смотрел генералиссимус оком беспристрастия. Перед все равны. Не хотел он знать никаких связей. Только истинное достоинство обращало на себя его внимание и покровительство, а потому никто не опасался, что другой заслонит ему дорогу».

Однажды он получил авторитетное рекомендательное письмо о повышении в чине одного молодого человека. Никто не ожидал отказа, но Суворов был непреклонен: «Осчастливь одного неблагодарного, я оскорблю несколько сотен достойнейших. Дорожу уважением армии».

Суворов писал: «Достоинства военные суть: отвага для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала, но оные должны быть руководимы порядком и дисциплиной, управляемы неусыпностью и прозорливостью. Будь чистосердечен с друзьями, умерен в своих нуждах и бескорыстен в поведении. Являй искреннюю ревность к службе своему Государю, люби истинную славу, отличай любочестие от надменности и гордости, приучай сызмальства прощать погрешности других и никогда не прощай их самому себе.

Обучай тщательно своих подчиненных и во всем подавай им пример. Различай предметы истинные, сомнительные. Остерегайся безвременной запальчивости. Храни в памяти имена великих мужей и подражай им с благоразумием в своих военных действиях. Приучай себя к деятельности неутомимой, повелевай счастьем, один миг иногда доставляет победу. Не упускай пресекать неприятелям жизненные припасы, а своему войску учись всегда доставлять пропитания вдоволь».

А вот как рисует образ истинного героя Суворов: «…Герой, о котором я говорю, весьма смел без запальчивости, быстр без опрометчивости, деятелен без суетности. Подчиняется без низости. Начальствует без фанфаронства, побеждает без гордыни. ласков без коварства, тверд без упрямства, скромен без притворства, основателен без педантства, приятен без легкомыслия проницателен без пронырства. искренен без панибратства. услужлив без корыстолюбия, решителен убегает неизвестности».

Александр Васильевич любил все русское внушал любовь к родине и повторял, что гордится тем, что он русский. Не нравилось ему, если кто-то начинал подражать иностранцам. Патриотизм его был горячий. живой. он был сыном России, сердце его билось русской кровью, и в соответствии с сердцем действовал разум.

Александр Васильевич почти никогда не выпускал пера из рук, любил писать и оставил эпистолярное наследие, которому мог позавидовать любой писатель. Письма его поражают пронзительной искренностью, исповедальным характером, неподражаемой речью, Они насыщены мыслью, действием, чувством, в них видна его страстная натура.

Вот выдержки из его писем, которые позволяют лучше узнать его.

«Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека, но я заключил доброе имя в славе моего отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию. Никогда самолюбие, часто послушное порывам скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей».

«Полная неопределенность вредна Отечеству и обществу, но часто служит покровом глупому министру».

«Генералы бывают двух категорий — одни генералами родятся, другие делаются: первые видны в пороховом дыму, на полях сражений, последние отличаются на паркете, перед кабинетом, в качестве полотеров. А мундир на тех и других одинаковый… »

Александр Васильевич не был счастлив в семейной жизни. Его супруга, Варвара Ивановна, была красивой светской женщиной, любившей общество, Суворов же не принадлежал ни обществу, ни себе, ни жене. Он был воин, подвижник. Она же не поняла своего жребия быть женой и другом гениального полководца. После этого неудачного брака, Суворов остался одинок. Вся нежность его солдатского сердца принадлежала дочери. «Смерть моя для Отечества, жизнь моя для Наташи».

…Живя в своих вотчинах, Александр Васильевич заботился о своих крестьянах, входил в положение каждой крестьянской семьи, помогал деньгами женихам, поднимал на ноги бедняков, отучал мужиков от пьянства и лени. Он поощрял многоплодие в крестьянских семьях, даже придумал нечто вроде премий или наград за рождение детей. Также он наблюдал, чтобы за детьми уход был правильный. В одной своей записке он приказывает крестьянскому сходу крепко смотреть за нерадивыми отцами.

Неимущим крестьянам он приказывал помогать всем миром, решая это дело сообща. Он запрещает торговать солью перекупщикам, а покупать ее велит миром и делить в самый день ее привоза. Уважая и поддерживая значение добрососедства, Суворов, однако, зорко следит за злоупотреблениями богатых и влиятельных людей, оберегая от них бедняков и убогих.

Крайними пороками он считал ложь и лесть, ибо они, по его мнению, подразумевают крайнюю людскую испорченность.

Очень любил и соблюдал праздники. Крестьянин Локтем рассказывал: «Гору на масленицу у дома его устраивали: и гости. И сам Суворов катался по льду на коньках. Угощал он всех не скупо. Но сам не любил много пить и пьяных не терпел. Даже зимой приказывал поливать водой у колодца таких крестьян, кои шибко загуливали. Поэтому пьянства не было при нем, а если и случалось кому в праздник подгулять, то укрывались от его взора. Именитый был человек, и выслуги его были велики, а от почета бегал. Вотчина наша проводы ему хотела сделать и крашеный хлеб из Москвы достала, чтобы поднести ему на прощанье. Узнал он про это и уехал из села тайком, ночью … так ни с кем и не простился».

Суворов был велик и в мелочах, и в трудах службы, и в деревне на отдыхе, в оригинальных его поступках заключался или великий ум, или прекрасное сердце. Когда его успехи приписывали счастью, Суворов говорил: «Сегодня счастье, завтра счастье, помилуй, братец, надобно сколько-нибудь и ума!»

Когда Император Павел провел полную реформу военного быта и завел прусские военные порядки, Суворов говорил: «Русские прусских всегда бивали, чего же тут перенимать! Получив палочки для меры солдатских кос и буклей, он сказал: «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не немец, а природный русак!» Слова эти привели к разрыву между Императором и фельдмаршалом. Суворов получил отставку. Громко гремело его имя по всей России, отставка и ссылка еще усилили к нему симпатии и сочувствие, кроме высших служебных слоев, где было немало завистников и врагов.

Видя для себя закрытой практическую деятельность, Суворов решает уединиться в монастыре, он даже подал прошение Государю с просьбой разрешить ему отбыть в Новгородскую пустынь, но судьба готовила ему Итальянский поход, когда Италию нужно было освобождать от французов. В армии весть о назначении Суворова главнокомандующим произвела ошеломляющее действие, особенно воодушевлены были войска, которые назначались на войну.

После Итальянского похода Суворова уже нечем было наградить, он все имел. Тогда Государь приказал, чтобы все войска даже в присутствии его самого отдавали Суворову такую же честь, как Государю, т. е. Преклоняли перед ним знамена. «Достойное достойному», — писал он Суворову.

Немного записала история на своих скрижалях таких событий, как поход в Швейцарию. И Ганнибал переходил через Альпы, и Наполеон перебежал их. Но подвиги их здесь ничтожны. Они только провели войско снежными вершинами, не видя неприятелями. Но Суворов прокладывал дорогу Альпах мечем, каждый шаг окупая кровью. «В этом царстве ужаса, — доносил он Гос,— ударю, — зияли окрест нас пропасти, льдины и камни, и в этих недоступных местах не устоял пред нами неприятель. Люди утопали в грязи, обрывались в бездны вместе с лошадьми, но … десница Провидения нас хранила».

Кампания 1799 года была последней и блистательнейшей кампанией Суворова. Никогда его гений не сиял так ярко, никогда он не был так велик, как в этот последний год своей земной жизни.

Такой яркой, торжествующей победы духа над материей не выпадало на долю ни одного народа, ни одной армии в мире. В Альпийской походе Суворова русские войска проявили упорство выше человеческого. Про тот путь через Альпийские горы сами швейцарцы рассказывают, как про чудо.

Суворов спас честь России неимоверными трудами и отчаянной храбростью. Император пожаловал его за швейцарский поход генералиссимусом. После Италии и Швейцарии Суворов осознавал, что выполнил свой долг до конца, в нем была какая-то умиротворенность и просветленность. Возможно Суворов чувствовал, что ему недолго осталось жить. За несколько дней до тяжелой болезни, сведшей Александра Васильевича в могилу, Суворов говорил Шмидту, придворному художнику, который написал последний прижизненный портрет великого полководца.:«Ваша кисть изобразит черты лица моего — они видны, но внутреннее человечество мое сокрыто. Так, скажу вам, что я проливал кровь ручьями… содрогаюсь. Но люблю моего ближнего, во всю жизнь не сделал никого несчастным, ни одного приговора на смертную казнь не подписал, ни одно насекомое не погибло от руки моей. При прилива и отливе счастья уповал на Бога и был непоколебим, как и теперь».

Беспокоясь о судьбе сына Аркадия, больной Суворов пишет для него десять заповедей, которые начинались словами: «Почтение Бога, Богоматери и святых состоит в избежании от греха. источник его — ложь. сей товарищи — лесть и обман».

В последний день своей жизни полководец произнес: «Долго гонялся я за славой — все мечта, покой души — у Престола Всевышнего». В два часа дня 6 мая по старому стилю 1800 года Суворова не стало. Его тело торжественно похоронили в Александро-Невской Лавре. Государь Император шел за гробом. Он был задумчив. Весь день ничто не могло его рассеять, и время от времени он повторял одно слово «жаль».

Улицы, все окна в домах, балконы и кровли преисполнены были народу. День был прекрасный. Народ отовсюду бежал за нами. Войска расположены были за монастырем.

…Никто не говорил речей. Суворову они были не нужны. Но все плакали, слушая, как пели придворные певчие.

***

Его схоронили в нижней Благовещенской церкви, возле левого клироса. На плите выбита краткая надпись:

«Здесь лежит Суворов».

***

«Ему быть ангелом»,-  так сказал о Суворове Император Павел I.

Журнал «Новое Мировоззрение» №5 — 2000г.